Некоторые исследователи утверждали, что консоламентум требовал от претендента отречения от обычного христианского крещения, но Деода Роше не согласен с таким мнением: «Число католических священников и монахов, склонившихся на сторону катаризма, было весьма значительным, и это предполагаемое отречение от своего крещения должно было бы заставить их покинуть Римскую церковь, однако большинство этого не сделали». Роше приводит фрагмент из требника флорентийских катаров: «Получая это крещение , вы не должны отнестись с презрением к другому крещению или к чему бы то ни было содеянному или сказанному вами, являющемуся подлинно христианским и добрым, но вы должны понять, как важно получить это святое Христово посвящение в качестве дополнения к тому, что остается недостаточным для вашего спасения».

Этот факт представляется любопытным в свете взгляда катаров на Римскую церковь, представлявшуюся им едва ли чем-то большим, нежели эмиссаром тьмы. Возможно, это тактический шаг, сделанный для предотвращения репрессий, но это кажется невероятным. Даже враги катаров не считали их ни обманщиками, ни лицемерами.Эта деталь позволяет предположить, что цель катаров была отлична от той, что обычно представляется. Они не намеревались основать новую религию; возможно, они не; стремились даже устроить новую церковь. Чего они могли хотеть, так это восстановления внутреннего уровня христианства, который был сведен на нет в течение веков борьбы против ересей и устремлений к захвату светской власти. Разделение членов катарской секты на верующих и избранных запараллеливает внутренний и внешний уровни религиозного учения.

Катаризм, возможно, представлял собой попытку вновь ввести внутреннее измерение христианства в церковь, застрявшую на внешнем уровне. Это извечная проблема в религии, как мы можем это увидеть из следующего стиха в Евангелии: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам; ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете» . «Книжники и фарисеи» являются здесь охранителями доктрины, понятой на внешнем уровне. Они сверх меры озабочены сохранением буквы доктрины, но отказываются испытать ее действие внутри самих себя и препятствуют в этом другим. Конечно, ирония судьбы здесь в том, что церковь, основывающаяся на учении Христа, попала в ловушку, а ведь Христос предупреждал о ней особо.

Если все обстоит именно так, то это служит объяснением того, почему катары были столь успешны и почему официальная иерархия увидела в них угрозу себе. Строго говоря, катары не делали ничего, выходившего за рамки христианства. Как заметил один католический исследователь, «относящиеся к тринадцатому веку ритуалы катаров напоминают нам ритуалы первозданной церкви тем более, чем ближе мы обращаем свой мысленный взгляд к апостольскому веку». Но катары, помимо прочего, бросали тень сомнения на одно из центральных положений католического учения, гласящее, что его доктрины и ритуальные практики необходимы и достаточны для спасения.