Алексей III был предупрежден о том, что к столице империи несется на всех парусах флот с крестами на мачтах. Трудно было не понять, что это значит. Тем более что меньше года назад Алексей III получил еще одно послание от папы, в котором содержались новые угрозы и намеки. Не без тайного умысла Иннокентий III, между прочим, подробно посвящал константинопольского узурпатора в происки царевича Алексея и его коронованного покровителя Филиппа Швабского. Папа рассказывал Алексею III, как по прибытии царевича установились подозрительные сношения немецкого короля с крестоносцами, как юный Алексей нанес визит ему самому, папе, и какие заманчивые предложения он при этом выдвинул, чтобы склонить папу к поддержке плана восстановления Исаака Ангела с помощью крестоносного воинства. Папа рассчитывал, что, посвящая Алексея III в эти козни, он заставит его, по крайней мере, призадуматься. Византия пока еще может избежать опасностей, как бы указывал Иннокентий III, стоит лишь греческой церкви встать под начало римской; потом будет уже поздно: упрямство императора сломит сила Запада.

Однако Алексей III словно не замечал опасности. Правда, когда в Константинополь пришла весть, что латиняне взяли Задар, император, по словам историка Никиты Хониата, распорядился «поправить 20 сгнивших судов, проточенных червями». Но этим и ограничились военные приготовления Византии.

То было время глубокого внутреннего кризиса византийского государства. На всей его территории — ив городах, и в поместьях знати — кипела не затухавшая вражда бедноты против феодалов, знати, против лихоимцев-чиновников, обиравших народ. Различные группы аристократии, домогавшиеся власти, соперничали друг с другом. То там, то здесь объявлялись самозванцы, стремившиеся захватить императорский престол. Чтобы привлечь на свою сторону простых людей, некоторые лжецари обещали уменьшить налоги, покончить со взяточничеством, снизить цены на хлеб, произвести различные улучшения — все это в  том случае, если они сумеют пробраться к власти. Нередко тому или иному самозванцу удавалось заручиться поддержкой доверчивой бедноты, но ненадолго. Убеждаясь, что самозванцы в действительности так же враждебны народу, как и те, кто уже стоит у кормила правления, беднота сама поднималась на борьбу со своими угнетателями, с теми, кто, по выражению греческого историка Атталиаты, высасывал из бедноты «не кровь, а денег потоки».