Многие мусульмане надеялись найти спасение от ярости победителей хотя бы в мечетях или возле них. Напрасно! Воины креста были уверены, что как раз в двух главных мечетях — Омаровой и аль-Акса (обе были воздвигнуты еще во времена халифата Омейядов) — спрятаны большие ценности. Первыми сюда кинулись Годфруа Бульонский и Танкред, а за ними последовали другие рыцари. С обнаженными мечами бросились они в здание мечети аль-Акса. Под ее высоким куполом стояли и сидели на корточках, тесно прижавшись друг к другу, седобородые старики, женщины с грудными младенцами, калеки, ребятишки — несколько сот человек. Близ стен мечети тоже искали убежища тысячи мусульман разного пола и возраста. Рыцари не пощадили никого: они убивали даже детей, разбивая их головы о камни. Трудно сказать, сколько ни в чем не повинных людей пострадало от неистовства воинов христовых. Западные хронисты утверждают, что в районе мечети аль-Акса было убито 10 тысяч человек, а арабские летописцы— от 70 до 100 тысяч. И это не считая тех, «трупы которых валялись по улицам и площадям и которые были умерщвлены в разных местах города; говорят,— вскользь добавляет французский хронист, — число таких было тоже немалое»

В зверских убийствах мирного населения участвовали не только воины, но и церковники. «Служители божии» сочли возможным пренебречь тем лицемерным правилом, по которому христианская религия возбраняла им проливать кровь. Восточный летописец Михаил Сириец, христианин по убеждениям, с ужасом рассказывает в своей хронике, как сам патриарх иерусалимский, нанося удары направо и налево, шествовал с мечом вдоль одной из улиц: он убивал на своем пути всех «неверных». Так патриарх дошел до церкви святого гроба, держа на рукояти своего меча руки, обагренные кровью. Войдя же в церковь и омыв руки, этот пастырь принялся отправлять торжественное богослужение, во время которого заявил, что никогда еще он не приносил столь приятной жертвы господу богу.

Истребляя «неверных», крестоносцы, однако, больше всего стремились насытить свою алчность. «После великого кровопролития, — пишет Фульшер Шартрский,— они разбрелись по домам горожан, захватывая все, что в них находили. При этом установился такой порядок, что всякий, вломившись в дом первым, был ли он богат или беден, присваивал, получал и владел домом и всем, что в нем имелось, как собственным». Каждый воин божий, облюбовавший себе тот или иной дом для разграбления, спешил повесить на его дверях свой шит или другое оружие, «чтобы таким образом оповестить других, что они должны идти дальше, ибо это место уже имеет своего хозяина». Особенно жадны были крестоносцы к драгоценностям. В поисках золота «освободители гроба господня» обшаривали все уголки жилищ. Мало того, Фульшер рассказывает, что рыцари даже «вспарывали животы умерших, чтобы извлечь из них золотые монеты, которые те проглотили при жизни. Ради этого они (рыцари) через несколько дней сложили трупы в большую кучу и сожгли в пепел, чтобы легче было находить упомянутое золото».

Дав волю своей жадности и жестокости, рыцари Н прочие крестоносцы в то же время усердно молились и каялись в грехах. Одни били лбами о плиты церкви святого-гроба, другие совершали крестные ходы вокруг святых мест, третьи вымаливали себе прощение, жертвуя часть награбленного добра беднякам. Отбив должное число поклонов, рыцари снова принимались грабить и насильничать: они настолько увлеклись разбоем, что в конце концов, по признанию церковного историка Гийома Тирского, им самим стало «противно видеть содеянное».
Таков был кровавый финал первого крестового похода.