Стремление обосноваться государем в заморских землях особенно резко отличало и предводителя небольшого, но хорошо вооруженного и дисциплинированного ополчения из Южной Италии. Это был норманский князь Боэмунд Тарентский. Его живописный портрет сохранила греческая писательница Анна Комнина, которая имела не один случай видеть и слышать князя, когда он встречался с ее отцом, императором Алексеем I, в его константинопольском дворце. Высоченного роста, всегда румяный, стройный, как молодой человек, несмотря на свои совсем уже не юные годы, Боэмунд даже внешним обликом выделялся среди других вождей крестоносцев. Он носил короткую прическу, что не было принято у рыцарей, и, в отличие от прочих, бородатых сеньоров, регулярно брился. В его чертах, замечает Анна Комнина, имелось нечто жестокое, и даже улыбка была какой-то мрачной. И не без причины: Боэмунд был самым коварным из предводителей крестоносцев и вместе с тем самым алчным из них; он умел очень хорошо скрывать свои истинные намерения, а они не имели ничего общего с религией и носили чисто захватнический характер. Боэмунд был сыном от первого брака знаменитого норманского вождя Роберта Гвискара, при котором дружины норманских рыцарей прочно обосновались в плодородных долинах Южной Италии. Однако Боэмунду, как говорится, не повезло: его отец, с которым он проделал не одну военную компанию — ив Италии и в особенности в Византии, поддался настойчивым уговорам своей второй жены и почти все свои земли, поместья и города, так же, как и герцогский титул, оставил в наследство сыну от этой жены, а Боэмунду завещал лишь небольшое княжество Тарент. Обделенный наследник с этого времени ничего не желал так сильно, как добыть для себя владения и власть, которые бы приносили доходы, по крайней мере, не меньшие, чем те, которые по воле случая достались его сводному братцу.

Достигнуть этой цели можно было только силой: завоевать земли и основать в них собственное государство — такова была главная мысль, с которой Боэмунд выступил в крестовый поход. Он давно и по праву считался врагом Византии, с которой воевал задолго до крестового похода. В этих войнах южно-итальянские норманны понесли в конце концов поражение. Однако старое не было забыто Боэмундом. Он всегда помнил завещание своего отца, в котором, по словам норманского хрониста Ордерика Виталия, говорилось: «Константинополем владеет изнеженный народ, который живет только ради собственных удовольствий и предается порокам. Поэтому я решил, коли это будет угодно богу, подчинить его при помощи моих католических воинов».

Английский же летописец Гийом Мальмсберийский прямо указывает, что, выступая в поход, Боэмунд намеревался отнять у Византии территорию, которая некогда была им завоевана в Греции вместе с отцом, Робертом Гвискаром, то есть земли от города Драча до города Солуии. Но была у Боэмунда и другая цель. Его тоже привлекал Восток, и примерно по тем же соображениям, что и графа Сен-Жилля: добыв себе там богатое княжество, можно было бы наложить руку на купцов Южной Италии, давно уже загребавших барыш на торговле с Сирией и Палестиной.

Боэмунд Тарентский был самым одаренным вождем крестоносцев: ловкий дипломат, не стеснявшийся в выборе средств для достижения своих целей, он хитростью и отвагой, по словам Анны Комниной, «превышал всех прочих латинских князей настолько же, насколько уступал им богатством и численностью своих войск».

Стремление побольше завоевать и награбить на Востоке увлекло в поход и остальных сиятельных сеньоров, занявших командные посты в отрядах крестоносных рыцарей.


Стоит отметить среди них еще одну любопытную фигуру — епископа Адемара из южно-французского города Пюи. Папа уполномочил его быть духовным главой всего войска крестоносцев.

Этот церковник отличался не только дипломатическим тактом и умением убедительными речами сдерживать рвение их непомерно горячих вождей, но и обладал военными способностями. Он происходил из графского рода Валентинуа и у себя на родине, несмотря на свой духовный сан, нередко сменял епископскую сутану на рыцарские доспехи, чтобы защитить свои владения от соседних сеньоров. Епископ Пюи был «ловок в седле», как пишет о нем хронист, и неплохо владел мечом. В крестовый поход он выступил не только как представитель папы римского, но и во главе отряда своих собственных вассалов.

Разными дорогами — одни сушей, другие морем — направились рыцарские ополчения к своему сборному пункту — Константинополю.