В декабре 1689 года английский парламент принял один из важнейших конституционных текстов в истории Англии — Билль о правах, ограничивший королевские прерогативы. В частности, государь не мог без согласия парламента отменять законы, принятые парламентом, вводить новые налоги, нарушать право петиций, предоставленное английскому народу, в мирное время созывать и содержать армию на территории королевства, отказывать подданным-протестантам в праве защищаться с помощью оружия, соответствующего их положению, вмешиваться в ход парламентских выборов, наказывать члена какой-либо из палат парламента за сказанное им во время дебатов, требовать чрезмерных залогов или штрафов, налагать жестокие и необычные наказания.

Трудно сказать, что считалось жестокостью в Англии, где были приняты телесные наказания для детей вне зависимости от их происхождения, а матросов били «кошками» — ременными плетьми с несколькими хвостами. Впрочем, розги тогда были учебной принадлежностью во всех странах и солдат тоже гоняли сквозь строй. В России масоны добивались отмены телесных наказаний для крепостных, но высечь могли даже дворян; только по «Жалованной грамоте дворянству» те освобождались от телесных наказаний по суду. А. В. Суворов был единственным полководцем, в войсках которого не свистели шпицрутены, а дисциплина поддерживалась за счет воспитанного у солдат чувства долга. «Я лил кровь ручьями. Трепещу, но люблю моего ближнего; в жизнь мою никого не сделал я несчастным, не подписал ни одного смертного приговора, не раздавил моей рукою ни одного насекомого, бывал мал, бывал велик!» — сказал генералиссимус живописцу Миллеру, писавшему его портрет. Однако Суворов участвовал в усмирении губерний, охваченных пугачевским бунтом, уже после того, как армия мятежника была разбита, а также вошел в историю Польши устроенной в 1794 году кровавой резней в предместьях Варшавы, куда его послали подавить восстание Костюшко.

Как обычно, всё познается в сравнении. В 1748 году французский король Людовик XV заменил некоторым категориям преступников наказание в виде гребли на галерах портовой каторгой; осужденные больше не должны были волочить за собой ядро, прикованное цепью к ноге, а работа в порту и арсенале, какой бы тяжелой она ни была, и рядом не стояла с ежедневными страданиями гребцов. За примерное поведение каторжан отпускали в город, где они могли собирать милостыню. Это было значительным шагом вперед по пути гуманности.