В нашу эпоху компьютеризации и безбумажных технологий уже очень трудно представить себе писательский зуд, которым было охвачено практически всё привилегированное сословие два-три века тому назад. Екатерина II признавалась, что не может прожить и дня, «не измарав листа бумаги». Казанова, находясь в венецианской тюрьме, в меньшей степени страдал от жары и болезней, чем от невозможности писать. Поскольку перьев ему не выдавали, он отрастил ноготь на мизинце, срезал его под острым углом и царапал им на чем придется. Еще один знаменитый узник, Мирабо, окончательно испортил зрение в Венсенском замке. Пока ему не распорядились выдать письменные принадлежности, он вымачивал гвозди и использовал ржавую жидкость вместо чернил.

Что же тогда говорить о людях, пребывавших на воле и ничем не стесненных! Письма родным писали гусиными перьями на нескольких страницах и отправлялис каждой почтой. «Братья» Петров и Ильин в 1775 году жили в Москве и регулярно встречались на масонских собраниях, но Петров писал другу длинные письма, излагая в них «мучительные чувства», которые испытывал от безнадежной любви к одной богатой московской княжне. Добавим к этому пространные отчеты о своих душевных переживаниях, мыслях и поступках, которые масоны, придерживавшиеся шведской и в особенности розенкрейцерской системы, должны были регулярно отправлять своим наставникам, и нам станет ясно, почему многие великие писатели XVIII века были «вольными каменщиками».В 1784 году московский архиепископ Платон по просьбе императрицы ознакомился с книгами, издаваемыми и распространяемыми русскими масонами, чтобы получить представление об их благонадежности, и разделил эти сочинения на три разряда: литературные, мистические («которых не понимаю, а потому не могу судить об оных») и «гнусные и юродивые порождения так называемых энциклопедистов».

Впрочем, к изданию последних была причастна сама императрица: в 1768 году по ее инициативе было издано сочинение Мармонтеля «Велизер», первую и четвертую главы которого перевел Елагин, вторую граф Захар Чернышев, пятую  граф Григорий Орлов, девятую  сама Екатерина. Тогда же императрица учредила «Собрание, старающееся о переводе иностранных книг». Надо отметить, что роман «Велизер» был официально запрещен Сорбонной и архиепископом Парижским Кристофом де Бомоном в год опубликования (1767) из-за пятнадцатой главы, прославляющей религиозную терпимость. Поначалу Мармонтель, чтобы утишить страсти, был готов пойти на уступки богословам, но поняв, что от него требуют отречься от своих убеждений, с риском лишиться репутации и друзей, он предпочел открытый конфликт, который превратил его в жертву произвола, и призвал на помощь Вольтера. Запрещение «Велизера» лишь способствовало его популярности. Через десять лет Мармонтель опубликовал роман «Инки», бичующий рабовладение, который тоже имел большой успех. Цель, проповедуемая в масонских организациях, заключалась в том, чтобы постичь «законы разума» и на их основании построить жизнь своего духа и тела. «Всё, что разум человеческий благого постигнуть может, подлежит твоей деятельности»,  гласил шведский устав 1777 года. В этом плане масонская деятельность согласовывалась с вольтерьянством. А. Р. Воронцов и А. П. Сумароков перевели повесть Вольтера «Микроме-гас», С. Башилов  повесть «Кандид». Эти труды вписывались в то же направление, что и переводы Монтеня или Фонтенеля (перевод «Разговоров о множестве миров» Фонтенеля был сделан еще в 1730 году Антиохом Кантемиром).

Поскольку постижение природы посредством человеческого разума  лишь путь к нравственному совершенствованию, большая часть сочинений, вышедших из-под пера масонов, относилась к литературе морализаторского толка. Вообще вольнодумный распутный XVIII век  век моралистов. На прилавках книжных магазинов политические памфлеты, пасквили, изданные за счет автора, и эротические романы соседствовали с разного рода «рассуждениями», «опытами» и нравоучительными наставлениями. Еще одним жанром, получившим большое распространение, были «Письма», начиная от «Персидских писем» Монтескьё и кончая «Письмами из Франции» Фонвизина.